Жизнеописание игумении Нины (Боянус) - начальницы Полоцкого Спасо-Евфросиниевского училища

Доклад о семье Боянусов  «У Бога все живы и никто не забыт» (Доклад сделан послушницей Анной Мироновой на научно-практической конференции «Семья Боянусов в Кинель-Черкасском районе и в истории России» в Кинель-Черкассах Самарской области в 2003 году) подробнее...

Игумения Нина родилась в 1876 (1875) году[1] в Москве в семье известного ученого и врача Карла Карловича Боянуса и во Святом Крещении была наречена Верой.

К сожалению, о детстве матушки Нины сохранились совсем немногие сведения. Известно, что кроме Веры в семье было еще пятеро детей: две дочери – Екатерина и Любовь – и три сына – Алексей, Александр и Симеон (не считая старших детей отца от первого брака)[i].

Семья Боянус была очень дружная. Воспитывались дети в строгости и простоте, с детства приучались к труду и жертвенности. Может быть, поэтому до конца жизни все они сохранили любовь и преданность друг другу.

Центром семьи была мать – Ольга Семеновна. Женщина образованная и глубоко религиозная, обладавшая многими дарованиями, она стремилась передать своим детям все, чем владела сама, пользуясь в семье большим авторитетом.

Ольга Семеновна родилась 13 мая[2] 1837 года. По отцовской линии происходила из калужских дворян Хлюстиных, а по материнской – из старинного боярского рода Текутьевых. Ее мать, Любовь Григорьевна Текутьева, рано оставшись сиротой, воспитывалась в Московском Екатерининском институте благородных девиц и находилась под особым покровительством Императрицы Марии Феодоровны[ii]. Получив блестящее образование, Любовь Григорьевна вступила в брак с Семеном Семеновичем Хлюстиным – гвардейским офицером, воспитывавшимся в Англии, где он окончил Оксфордский университет. Через несколько лет после женитьбы Семен Семенович умер, и Любовь Григорьевна осталась вдовой с пятью дочерьми, из которых старшей была Ольга. Жили они в своем родовом имении в Курской губернии. Любовь Григорьевна сама занималась воспитанием и образованием дочерей, а когда девочки повзрослели, все семейство переехало в Москву, а затем – за границу: вначале – в Италию, а впоследствии поселилось во Франции. В Париже постоянно проживала бабушка девочек по отцу – Вера Ивановна, урожденная графиня Толстая, со своей дочерью Анастасией, вышедшей замуж за француза графа де Сиркур. При салоне своей тетки, графини де Сиркур, Ольга Семеновна с сестрами прожила несколько лет. Ее восприимчивая натура и живой ум, несмотря на то, что внешне она не отличалась большой привлекательностью, выделяли ее из ряда сверстниц. Знаменитый французский поэт Ламартин посвятил ей даже стихи под заглавием “Умной Ольге” (“A spirituelle Olga”).

По возвращении в Россию Ольга Семеновна в начале 60-х годов вступила в брак с отставным полковником Денисом Денисовичем Давыдовым, сыном Дениса Васильевича Давыдова[iii] – героя Отечественной войны 1812 года. В 1866 году у них родилась дочь Екатерина[iv], а в 1867 году Денис Денисович умер от оспы.

12 ноября 1867 года Ольга Семеновна вступила во второй брак с известным ученым и врачом Карлом Карловичем Боянусом, тоже овдовевшим к тому времени[v].

Карл Карлович, отец матушки Нины, – немец по происхождению. Он родился 23 августа 1818 года в России, в Санкт-Петербурге. Осиротев в трехлетнем возрасте, воспитывался при немецкой школе святого Петра. От своего дяди Людвига Боянуса[vi], известного ученого, профессора анатомии и ветеринарии при Виленском университете, Карл унаследовал тягу к естественным наукам. В двадцатилетнем возрасте он поступил в Медико-хирургическую Академию (впоследствии Военно-медицинская Академия в Санкт-Петербурге), но, проучившись в ней три года, не выдержал строгого военного режима и перевелся на медицинский факультет Московского университета, который окончил в 1845 году со степенью врача. В 50-е годы под влиянием своего друга, известного писателя и врача Владимира Ивановича Даля[vii], серьезно занялся изучением гомеопатии и основал в Нижнем Новгороде гомеопатическую больницу. В середине 60-х годов больницу закрыли, и Карл Карлович переехал в Москву, где и познакомился с Ольгой Семеновной, своей будущей супругой.

Доктор Боянус считался в свое время одним из выдающихся врачей-гомеопатов, совмещая в одном лице терапевта и прекрасного хирурга. Кроме медицинского дара, Карл Карлович обладал исключительными литературными способностями. За свою долгую жизнь он написал и издал множество книг и статей по медицине, по истории развития гомеопатии в России, которые снискали ему мировую известность[viii]. Карл Карлович состоял членом многих международных медицинских обществ; был постоянным сотрудником русских, немецких, французских, английских гомеопатических журналов; участвовал в международных медицинских конгрессах.

До середины 80-х годов ХIХ века семья Боянус жила в Москве, где Карл Карлович имел обширную врачебную практику. В круг лиц, наиболее близких к ним в тот период, входили такие известные славянофилы, как братья Киреевские, Самарины, Аксаковы, Алексей Степанович Хомяков, Авдотья Петровна Елагина, Александр Иванович Кошелев, публицист Сергей Андреевич Юрьев, княгиня Клеопатра Михайловна Шаховская, Софья Никитична Бибикова, дочь декабриста Никиты Михайловича Муравьева, и другие.

С каждым годом столичная жизнь с ее неизбежным шумом и суетой все сильнее тяготила Боянусов. Именно этим объясняется тот факт, что в 1880 году Ольга Семеновна через Нижегородско-Самарский земельный банк приобрела у помещиков Неплюевых село Барская Солянка и часть села Ключи[ix] в Самарской губернии. Сюда, в имение Ключи, спустя пять лет и переехали Боянусы, чтобы в тихой провинции заняться наукой и сельским хозяйством, к которому всегда было расположено сердце Карла Карловича.

В Ключах они начали вести хозяйство по лучшим западным образцам. Перед домом был разбит парковый ансамбль с прудом, заложены прекрасные фруктовые сады, устроена водяная мельница и водокачка, которая обеспечивала водой не только хозяйственные постройки и господский дом, но и село. В имение был завезен крупный рогатый скот, построен маслозавод, выпускавший высококачественные молочные продукты, которые поставлялись в ближайшие города и пользовались большим спросом. Отец семейства занимался разведением породистых лошадей. Конезавод Боянусов славился далеко за пределами Самарской губернии[3].

Дом в имении был деревянный и состоял из двадцати пяти комнат. Он стоял на склоне горы, откуда открывался красивейший вид на пойму реки и луга. Из-под горы били источники, отчего село Ключи и получило свое название. В начале 90-х годов XIX столетия барский дом сгорел, и усадьба была перенесена в другое место, немного выше. На новом месте построили каменный двухэтажный дом, от которого в настоящее время осталась только часть стены и огромные подвалы.

Главной достопримечательностью дома Боянусов была большая научная библиотека – кабинет главы семейства. Здесь же стоял рабочий стол Ольги Семеновны, которая разделяла с мужем его многотрудную научную деятельность в течение тридцати лет. В совершенстве владея несколькими иностранными языками, Ольга Семеновна была переводчицей и переписчицей научных трудов Карла Карловича, ближайшей его сотрудницей и помощницей. Переписка и сбор материалов входили в круг ее каждодневных обязанностей.

С переездом в Самарскую губернию в корне изменился образ жизни семьи. Из светской дамы Ольга Семеновна превратилась в смиренную благочестивую христианку. С детства она была воспитана в вере и благоговении к церкви, и теперь уединенная жизнь в имении способствовала тому, чтобы религиозные убеждения Ольги Семеновны особенно укрепились. Большое влияние оказало на нее знакомство с Самарским епископом Владимиром (Богоявленским)[x] и ректором Самарской Духовной Семинарии архимандритом Серафимом (Мещеряковым)[xi]. Вся последующая жизнь не только самой Ольги Семеновны, но и всей ее семьи, будет связана с этими выдающимися церковными деятелями.

В последний период жизни многие свои природные дарования Ольга Семеновна обратила на пользу церкви и для служения ближним. Творения ее рук – чудные вышивки – украшали храмы. Знание языков и переводческий опыт употребила она для переводов богословских сочинений. Ею были переведены на английский язык магистерская диссертация Преосвященного Серафима (Мещерякова) “Прорицатель Валаам”, с немецкого и английского – несколько сочинений о совести, а также несколько сочинений о социализме по просьбе Московского митрополита Владимира (Богоявленского). От нее поступало множество пожертвований в разные храмы и монастыри. Состояла она членом нескольких миссионерских братств и благотворительных обществ. В имении Ключи ее усердием была перестроена церковь, открыта церковно-приходская школа. Ежегодно из рук Ольги Семеновны выпускники школы получали в подарок иконы, Евангелия, книги. К этой обширной благотворительной деятельности привлекала Ольга Семеновна и своих детей. Ближайшей ее помощницей в делах милосердия была младшая дочь Вера.

Ольга Семеновна уделяла большое внимание воспитанию и образованию детей, которые все без исключения получили высшее образование. От своих родителей они унаследовали замечательный дар слова и способность к иностранным языкам. Известно, например, что младший сын Семен Карлович Боянус[xii], ученый с мировым именем, окончивший Санкт-Петербургский университет, по праву считается основателем школы русско-английской фонетики, являясь при этом автором множества учебников, англо-русских и русско-английских словарей.

Старшие сыновья Алексей и Александр также окончили Санкт-Петербургский университет. Алексей Карлович впоследствии служил в Министерстве внутренних дел, и в 1911 году был опубликован большой его труд о земстве[4].

Что касается старших дочерей, то они воспитывались и обучались в Московском Екатерининском институте благородных девиц. Младшая же, Вера, видимо в связи с переездом семьи из Москвы в Самарскую губернию, получила образование в домашних условиях. Судить о высоком уровне ее домашнего образования и выдающихся способностях позволяет тот факт, что она сдала экзамены в Казанском учебном округе и получила диплом на звание домашней учительницы, после чего поступила вольнослушательницей на философский факультет Лондонского университета[xiii].

В тринадцать лет в сердце отроковицы под влиянием первого духовного руководителя архимандрита Серафима (Мещерякова) родилось желание посвятить свою жизнь служению Богу. Вместе со своей благочестивой матерью Вера Боянус не переставала творить дела милосердия, самоотверженно служа ближним. В Самарской епархии она состояла членом Алексеевского миссионерского братства и была попечительницей двух церковно-приходских школ.

В период с 1895 по 1898 год семья Боянус из-за тяжелой болезни отца переехала в Тифлис[5]. Здесь Вера Карловна вместе с Ольгой Семеновной под руководством своих духовных наставников Экзарха Грузии архиепископа Владимира (Богоявленского) и ректора Тифлисской духовной семинарии архимандрита Серафима (Мещерякова) с еще большим усердием занялись делами просвещения и милосердия. При Тифлисском миссионерском братстве[xiv] они устроили воскресную школу и библиотеку, а в дальнейшем усилиями Веры Карловны была открыта церковно-приходская школа, которой она же и заведовала.

29 мая 1897 года, не дожив одного года до восьмидесятилетия, скончался Карл Карлович. После его смерти Вера Боянус приняла окончательное решение посвятить свою жизнь Богу, и в августе 1898 года поступила в Вировский Спаса Всемилостивого монастырь.

Вировский монастырь был основан в 1894 году (незадолго до прихода в него Веры Боянус) в деревне Вирово Соколовского уезда Седлецкой губернии Холмско-Варшавской епархии. Вирово – глухое заброшенное место на высоком берегу Западного Буга. Здесь на протяжении нескольких столетий господствовал католицизм. Местное население жило в страшной бедности, многие жители даже не были крещены. Первыми насельницами Вировской обители стали сестры известного уже в то время на Холмщине Леснинского монастыря[xv] во главе с настоятельницей монахиней Анной[xvi]. Приехавшие сюда инокини начали свою апостольскую миссионерскую деятельность, не имея никакой поддержки и материальных средств. Но с самого первого дня матушка Анна установила такое правило: “Ничего для себя, все для других”. Этим правилом сестры руководствовались во всем. Они не имели даже собственных келий, питались очень скудно. Бывали дни, когда им вовсе нечего было есть. То малое, что имели, сестры раздавали бедным, больным, убогим. Видя их усердие и самоотверженность, Господь не оставлял обитель Своею помощью. Очень скоро здесь образовалось несколько благотворительных учреждений: богадельня, больница и аптека, церковно-приходская школа, приют для детей.

Вировский монастырь отличался от других женских монастырей. Кроме строго уставных богослужений с образцовым пением на два клироса, жизнь его обитательниц проходила в неустанном труде, труде не замкнутом, келейном, а в открытой кипучей жизни на людях. Всех объединяло одно чувство, один дух: любовь ко Христу и к людям, особенно к “малым сим” – сиротам, бедным, больным и убогим.

Поступив в этот монастырь, Вера Боянус со всей пылкостью своего характера предалась подвигам ревностного служения Господу. И уже через месяц после поступления, 16 сентября 1898 года, архиепископ Варшавский Иероним[xvii] облек ее в рясофор. Вскоре после этого она была назначена на должность благочинной монастыря. А спустя еще год, вопреки всем правилам и уставам, всего лишь на двадцать третьем году жизни за “пламенную религиозную настроенность и самоотверженное служение бедным и больным”[6] архимандрит Евлогий[xviii] постриг инокиню Веру в монашество с наречением имени Нина[7]. Это произошло 7 августа 1899 года.

К сожалению, суровый устав монастыря и непомерная ревность в служении скоро подорвали и без того некрепкое здоровье монахини Нины. Она очень много болела; был период, когда она на время вынуждена была покинуть обитель, чтобы оправиться от болезней и подкрепить свои силы. Наконец монахине Нине пришлось просить о переводе в другой монастырь – в Ригу, где в то время уже подвизалась ее родственница Татьяна Алексеевна Амбразанцева-Нечаева[xix].

Рижский Свято-Троице-Сергиев монастырь, в который перевелась монахиня Нина, был основан в начале девяностых годов ХIХ столетия фрейлинами Ее Императорского Величества сестрами Екатериной и Наталией Мансуровыми[xx] как продолжение ранее устроенных ими приюта и богадельни. Сначала это была Свято-Троицкая община, которая в 1902 году по представлению Преосвященного Агафангела епископа Рижского и Митавского[xxi] была преобразована в Свято-Троице-Сергиев монастырь с возведением его настоятельницы монахини Сергии (Мансуровой) в сан игумении.

Внутренняя жизнь и духовно-нравственные основы Рижского монастыря формировались под влиянием многих выдающихся подвижников Православной Церкви, в том числе настоятельницы Московского Страстного монастыря игумении Евгении (Озеровой)[xxii], святого праведного Иоанна Кронштадтского, наместника Троице-Сергиевой Лавры архимандрита Павла[xxiii], старца Алексия Зосимовой пустыни[xxiv] и других.

Уклад и образ жизни монастыря соответствовал духовному устроению монахини Нины, и монастырь, будучи городским, не был столь тяжел для ее слабого здоровья. Позже в одном из своих писем к В.В. Розанову матушка Нина дала очень высокую оценку Рижской обители: “Мне близко знакомы два образцовых монастыря, которые отвечают созерцательному и деятельному настроению. Один из них – в Риге, там много образованных монахинь, поставлен на должную высоту ²древляго благочестия²...”

Монахиня Нина прожила в Рижском монастыре четыре года, неся послушание ризничей. Но Господь уготовал ей другое служение. В 1904 году резолюцией епископа Полоцкого и Витебского Серафима ее перевели в древний Полоцкий Спасо-Евфросиниевский монастырь в должности казначеи.

К моменту поступления монахини Нины в Полоцкий монастырь, он находился в состоянии упадка. Основанный в первой половине ХII века преподобной Евфросинией княжной Полоцкой, за более чем семисотлетнюю свою историю монастырь этот претерпел многое: и периоды возвышения и расцвета, и годы полного упадка и запустения. Несколько раз он переходил от православных к католикам, и только в первой половине XIX столетия после воссоединения униатов с Православной Церковью в 1839 году[xxv] началось возрождение обители.

Наибольшего расцвета Спасо-Евфросиниевская обитель достигла в последней четверти XIX столетия, в период управления монастырем игуменией Евгенией (Говорович)[xxvi], жизнь которой может служить примером для всех ищущих спасения. Игумения Евгения была образцом духовного делания, соединенного с неустанными заботами о благоустройстве монастыря, его благосостоянии и внешнем благолепии. Продолжая дело, начатое преподобной Евфросинией, игумения Евгения много труда положила на устроение созданного при монастыре Спасо-Евфросиниевского духовного училища. Но, к сожалению, после смерти матушки Евгении не нашлось в монастыре достойной преемницы святой игумении, и то, что с таким трудом созидалось и насаждалось, стало быстро приходить в упадок.

Безусловно, упадку обители способствовало и то, что Спасо-Евфросиниевский монастырь не был общежительным, а принадлежал к разряду штатных, или, как их еще называли, своекоштных. Особенность таких монастырей состояла в том, что при поступлении в них требовалось внести денежный вклад. Всем необходимым сестры должны были обеспечивать себя сами и, соответственно, у кого не было средств, должны были изыскивать способы заработка. Поэтому монахини вынуждены были часто выходить в город, общаться с мирскими людьми. Занимаясь рукоделием, они приглашали заказчиков к себе в кельи, тем самым нарушая монастырский порядок. Вместо того чтобы думать “о едином на потребу”, им приходилось ради заработка жертвовать даже временем молитвы. Не говоря уже о нарушении обета нестяжания. Общие послушания исполнялись небрежно. Каждая сестра в первую очередь заботилась о себе. Монастырь не был одной семьей, и это, конечно же, сказывалось на его состоянии.

Пресвященный Серафим, назначенный на Полоцкую кафедру в 1902 году, ознакомившись с положением дел в Полоцкой обители, испросил у Святейшего Синода назначения новой игумении – монахини Евфросинии (Сладкевич), для того, чтобы повысить в обители уровень внешней и внутренней жизни. А в помощь новой игумении (“дабы облегчить труд по управлению монастырем”[8]) по рекомендации митрополита Киевского Флавиана[xxvii] дал образованную, опытную в духовной жизни и прекрасно знающую монастырские уставы помощницу – казначею монахиню Нину.

К сожалению, игумения Евфросиния не оправдала надежд и чаяний епископа Серафима. Поддавшись влиянию неблагонадежных монахинь, она отстранила от дел казначею и воздвигла на нее гонения. А вскоре и сама была отстранена от управления монастырем и переведена в другой.

С июня 1904 по ноябрь 1905 года монахиня Нина исполняла обязанности настоятельницы и казначеи Полоцкого монастыря, а также начальницы монастырского училища. За время ее управления прежде всего существенно улучшилось богослужение: оно было приведено в соответствие с уставом, и службы стали совершаться без сокращения. Наладилось пение, значительно изменилось к лучшему поведение сестер, которые стали чаще посещать богослужения. Владыка Серафим имел намерение поставить матушку Нину в игумении, надеясь, что она устроит вверенный ей монастырь “применительно к порядкам Рижской женской обители, образцово поставленной”. В своем докладе Святейшему Синоду он просил назначить монахиню Нину на должность настоятельницы Полоцкого Спасо-Евфросиниевского монастыря, сообщая следующее: “Она пострижена в мантию в августе 1899 года, обладает отличным образованием, вполне знакома со всеми монастырскими послушаниями и по своему духовному настроению и твердости характера вполне пригодна для того, чтобы привести в надлежащий порядок и благоустройство давно нуждающийся в энергичной начальнице Полоцкий Спасо-Евфросиниевский монастырь”[9].

Святейший Синод отклонил кандидатуру монахини Нины, во-первых, ввиду ее молодого возраста (тогда ей было 29 лет) и, во-вторых, из-за не прекращавшейся в монастыре смуты по поводу увольнения игумении Евфросинии.

Как видно из характеристики, данной Преосвященным Серафимом, по своим качествам монахиня Нина вполне могла бы стать во главе монастыря, но Промыслом Божиим ей было назначено другое служение. В 1905 году владыка Серафим поручил ей исполнение должности начальницы монастырского училища. В письме одного из родственников матушки Нины сохранилось упоминание об этом событии: “...Вчера, 1 декабря, Вера уехала обратно в свой монастырь. К ней назначена новая игумения, а сама она получила самостоятельную должность заведующей монастырской церковно-приходской школой. Ольга Семеновна на днях поедет к Вере, где временно и поселится...”[10]

Возникновение Полоцкого Спасо-Евфросиниевского училища, во главе которого стала теперь монахиня Нина, можно отнести ко времени основания монастыря. Еще при жизни преподобной Евфросинии была устроена при монастыре школа для девочек, в которой они обучались чтению, письму, закону Божию и различным рукоделиям.

Как было уже сказано, после воссоединения униатов с православными в 1839 году монастырь был возвращен Православной Церкви, и началось его возрождение. Одновременно с восстановлением монастыря началось восстановление Спасо-Евфросиниевского училища, так как “...в Бозе почивший Государь Император Николай I, изъявляя свое согласие на восстановление Спасо-Евфросиниевской обители, поставил непременным условием, чтобы при нем было устроено епархиальное училище для девиц исключительно духовного звания”[11]. Как учебное заведение Спасо-Евфросиниевское училище существует с 1841 года, а его торжественное открытие состоялось 1 сентября 1844 года.

К моменту назначения монахини Нины начальницей училища оно располагалось в одной из монастырских построек – деревянном доме, в котором находились и учебные классы, и спальни воспитанниц, и столовая. Было очень тесно, и к тому же старое здание требовало капитального ремонта. Училище имело статус трехклассного. Самое большее, на что могли рассчитывать его выпускницы, – это стать учительницами церковно-приходских школ. Поэтому, возглавив это учебное заведение, монахиня Нина употребила все свои усилия на то, чтобы училище получило статус епархиального (по уставу 1868 года) со всеми правами для его выпускниц. “Вопрос о преобразовании Спасо-Евфросиниевского училища в штатное епархиальное ставится главным образом с целью приобретения для него прав. До сего времени Спасо-Евфросиниевское училище было частным учебным заведением, не пользующимся никакими правами, хотя представляло по курсу преподаваемых в нем предметов тип епархиальных женских училищ по уставу 1868 года… - сказано в представлении Преосвященного Серафима Святейшему Правительствующему Синоду. …По преобразовании училища в епархиальное воспитанницы, окончившие полный курс, будут получать, не подвергаясь особому испытанию, право на звание домашних учительниц тех предметов, в которых показали хорошие успехи. Звание домашней учительницы, по сравнению со званием учительницы церковно-приходской школы, дает большие права и преимущества при назначении на места учительниц начальных школ всех ведомств”[12].

В январе 1907 года указом Святейшего Синода Спасо-Евфросиниевское училище было преобразовано в шестиклассное и получило статус епархиального, а монахиня Нина была утверждена в должности начальницы этого училища. В своем докладе Святейшему Синоду епископ Полоцкий Серафим писал: “...Состоящая ныне начальницею училища монахиня Нина обладает разносторонним образованием и по своему идеальному настроению и любви к просветительному делу вполне соответствует занимаемому ею положению”[13].

Вторым, не менее важным, достижением новой начальницы было построение для училища каменного трехэтажного здания. Авторитет, которым пользовалась мать Нина в высоких кругах, помог ей совершить это богоугодное дело.

Великий Князь Константин Константинович[xxviii] неоднократно посещал Спасо-Евфросиниевское училище. Так, отчет за 1906/1907 учебный год сообщает: “9 апреля 1907 года Спасо-Евфросиниевское епархиальное училище имело счастье принимать в своих стенах высокого гостя – Августейшего Начальника военно-учебных заведений Его Императорское Высочество, Великого Князя Константина Константиновича. <…> Его Императорское Высочество изволил слушать пение воспитанниц, беседовал с начальницей училища о делах училища, интересовался вопросом о его преобразовании, о постройке для него нового каменного здания, непосредственно обращался с вопросами к воспитанницам...”[14]

При содействии Великого Князя и других влиятельных лиц здание училища было построено в короткий срок и освящено осенью 1907 года.

Много трудов и собственных денежных средств матушка Нина вкладывала во внешнее благоустройство училища. За годы ее правления была построена каменная ограда, училищные корпуса соединил каменный крытый коридор. В отчете за 1911/1912 учебный год сказано: “Начальница училища монахиня Нина, заботясь о состоянии здоровья воспитанниц и служащих в училище, на свои средства устроила каменный соединительный крытый коридор между каменным корпусом и деревянным, предназначенным для спален воспитанниц и служащих при училище послушниц. Всем, помещавшимся в этом деревянном корпусе, приходилось во всякую погоду проходить через двор училища”[15].

Кроме таких больших вложений мать Нина постоянно тратила собственные средства на нужды училища и бедных воспитанниц. Но самым большим и важным ее вкладом стала домовая церковь во имя Святой Троицы, устроенная матушкой по благословению Преосвященного Серафима в новом училищном здании, в память ее горячо любимой матери.

Ольга Семеновна умерла 28 марта 1910 года. Как мы уже говорили, жизнь этой благочестивой женщины может служить примером истинного христианского милосердия и жертвенного служения Богу и людям. Состоя во многих благотворительных обществах и братствах и являясь их активным членом, она не переставала опекать храмы и монастыри, в том числе и те обители, в которых подвизалась ее дочь – монахиня Нина. Неоднократно бывала Ольга Семеновна и в Полоцком монастыре, помогая своими средствами нуждам обители и училища и не оставляя матушку Нину в трудные минуты ее жизни без своей внутренней поддержки.

О праведности жизни Ольги Семеновны можно судить по ее кончине. Находясь в своем имении, на четвертой неделе Великого поста она говела, в субботу приобщилась Святых Христовых Таин. В воскресенье почувствовала легкое недомогание и к вечеру после получасового страдания скончалась, не причинив никому беспокойства. Погребение состоялось только на шестой день, но тело усопшей не имело запаха тления.

Домовая церковь, устроенная монахиней Ниной при участии братьев и сестер в память их благочестивой родительницы, была освящена 19 сентября 1910 года. Освящение совершил соборный протоиерей Алексей Матюшенский, специально приехавший для этого из Витебска. В своем слове перед молебном отец протоиерей сказал: “... Воздавая должное благодарение Господу за дарованную Им нам милость приближения жилища Божия к нашей школе, мы обязаны вознести молитвы за тех, которые явились виновницами устроения святого храма. Этот храм устроен на средства вашей начальницы и руководительницы монахини Нины. Отдав себя на служение Богу, она всю свою жизнь и все свои силы и способности жертвует вашему и ее училищу. Она больше чем кто-либо понимала великое значение для вас храма Божия, и вот в память покойной своей матери, рабы Божией Ольги, на оставленные ею средства, она и соорудила с благословения нашего благостнейшего Архипастыря, Преосвященного Серафима, этот храм. Возносите же ваши чистые детские молитвы ко Господу, когда будете молиться в этом святом храме, за упокоение новопреставившейся рабы Божией боярыни Ольги и о здравии и благополучии монахини Нины, устроительницы этого храма. Аминь”[16].

Кроме внешнего благоустройства училища матушка Нина бесконечно много занималась вопросами образования и воспитания. В курс обучения были введены при ней дополнительные предметы: иностранные языки и изящные искусства, причем французский язык, черчение, живопись и ваяние, а также гражданскую историю преподавала сама начальница училища – монахиня Нина. Кроме того, воспитанниц обучали теперь основам сельского труда и пчеловодства, а также ведению домашнего хозяйства.

В училище часто устраивались детские литературно-музыкально-вокальные вечера, “в целях доставления воспитанницам облагораживающих развлечений, а равно в целях приучения старших воспитанниц к постановке детских школьных вечеров в предстоящей большинству из них педагогической деятельности”, - как сказано об этом в отчете за 1913/1914 учебный год. На вечерах воспитанницы исполняли детские пьесы в костюмах, читали стихотворения, пели хором гимны, детские и народные русские песни, играли на скрипках[17].

Об одном из таких вечеров в Спасо-Евфросиниевском училище преподаватель Витебской духовной семинарии Н. Богородский писал следующее: “Вечером ученики [семинаристы ВДС] были на танцах в Спасо-Евфросиниевском училище. Вечер был проведен очень весело. Ученицы держали себя непринужденно, выдержано, с большим тактом. Из поведения учениц, из умения их держать себя в обществе, можно было с уверенностью заключить, что они имели редких воспитательниц.

Нужно сказать вообще об этом училище, что оно не бьет в глаза блестящею обстановкою. Напротив, с этой стороны можно усмотреть много дефектов; но зато внутренняя сторона не оставляет желать лучшего. Из этого училища выйдут, надо полагать, девушки вполне подготовленные к жизни, не боящиеся материальных невзгод, здраво смотрящие на жизнь.

Приятно было видеть, как учащиеся весело проводили время, несмотря на отсутствие громкой музыки. Развлечения их разнообразились, танцы чередовались с пением.

Не видать было в зале педагогического персонала, но чувствовалось, что они сделали свое дело и их ученицы не допустят неприличия.

Пришла начальница училища, м. Нина, но обстановка не изменилась, отношения между молодежью не переменили формы.

Нельзя было не заметить, что ученицы любят свою матушку Нину, и она им платит не меньшей любовию. Видно было, что многие семинаристы здесь не впервые, и с уважением относятся к начальнице заведения. Последняя многих из них знает, и в этот вечер имела с ними довольно оживленный разговор”[18].

Чтобы расширить кругозор учащихся, матушка Нина устраивала для них образовательные экскурсии, в которых и сама обязательно принимала участие. Так, например, в июне 1912 года они совершили десятидневную экскурсию в Москву и Троице-Сергиеву Лавру. А с 11 по 19 июня 1913 года посетили Санкт-Петербург и Валаам. “Во время своего пребывания в Петербурге, экскурсантки имели бесплатное помещение со столом в доме Обер-прокурора Святейшего Синода, где господин Обер-прокурор Владимир Карлович Саблер несколько раз посетил их, беседовал с ними, совершил с ними поездку в Павловск”[19]. Монахиня Нина записала свои впечатления о поездке в Петербург и на Валаам, и ее замечательный живой рассказ был опубликован в “Полоцких Епархиальных Ведомостях” в 1914 году[20].

Религиозно-нравственное воспитание детей, приучение их к сознательному исполнению своих религиозных обязанностей, развитие и укрепление в душах их добрых христианских настроений и навыков составляло предмет особенных забот начальницы училища и всех ее сотрудниц в деле воспитания.

В свободные вечера матушка Нина вела с воспитанницами религиозно-нравственные беседы на Евангельские темы, которые были изданы в Полоцке в 1913 году отдельной брошюрой под названием “Наши беседы о жизни”.

“...Ваше первое призвание, – говорила она ученицам в беседах, – оправдать в жизни, среди той обстановки, которая у вас есть теперь и будет впоследствии, внутренний идеал человека, начертанный в Евангелии. Не нужно для этого творить великих и громких дел, ибо святость вовсе не блещет, не бросается никому в глаза, она лишь одухотворяет каждую мелочь, дает этой мелочи смысл и значение и распространяет вокруг себя благоухание, свет, мир, радость и благолепие”.

“...Не могу не указать вам на средство, - продолжала матушка, – без которого немыслимо достижение духовной жизни и ее неизреченных богатств. Средство это есть молитва. Степень религиозности человека ничем так не определяется, как его способностью горячо молиться и в этом находить усладу”.

Член-ревизор Учебного Комитета при Святейшем Синоде Ф. Белевский, производивший ревизию Полоцкого Спасо-Евфросиниевского епархиального женского училища в 1912 году, в своем отчете писал: “Состояние воспитательной части в Полоцком Спасо-Евфросиниевском училище, в общем, может быть признано вполне удовлетворительным. Начальница училища, монахиня Нина, относится к детям с любовию и оказывает на них сильное нравственное влияние. Широкое образование и глубокое религиозное настроение начальницы училища держат ее авторитет среди учащихся на должной высоте. <...> Хорошо поставлено религиозно-нравственное воспитание. Дети благоговейно стоят в церкви и вообще обнаруживают усердие к молитве. <...> Воспитанницы, в общем, послушны и скромны. <...> Желая подготовить воспитанниц к жизни и уберечь их от зла, начальница училища ведет с ними время от времени беседы, выясняя основы правильной семейной жизни, нравственную ответственность замужества, указывая причины несчастных браков”[21].

Интересны для нас и воспоминания Александры Дмитриевны (в монашестве Амвросии) Оберучевой, посетившей Полоцкий монастырь в 1908 году и образно описавшей училище и свою первую встречу с его начальницей в книге “История одной старушки”: “... Побыла в Белых Берегах и заехала в Полоцк. С вокзала – прямо в монастырь: еще застала конец обедни, подошла ко мне какая-то юродивая, дала просфору. Я спросила у свечного ящика, где матушка игумения? Мне сказали, что она уехала в Киев. Прошла по монастырю и направилась к воротам. По выходе из ворот вижу – большая площадь, на ней громадное здание и надпись: "Монастырское училище". Все монастырское меня тогда интересовало. Думаю, посмотрю, как там все поставлено.

Сказала привратнику, что мне хотелось бы осмотреть школу. Доложили начальнице. Вышла молодая, стройная монахиня, очень приятной наружности, в монашеской длинной рясе, апостольнике и с наперсным крестом.

Я сказала, что я врач, проездом здесь: "Мне хотелось бы посмотреть Вашу школу". "Вообще, чтобы посмотреть нашу школу, надо просить разрешения у владыки, но я думаю, как Вы сейчас же уезжаете, можно Вам показать наше училище".

Она провела меня по классам, заметно было много художественных моделей. Видно было, что здесь хорошо поставлено художественное воспитание: живопись и ваяние. По этому поводу я задала ей вопрос. Она ответила, что сама преподает эти предметы.

Обойдя школу (здесь было и общежитие), монахиня – мать Нина, как я узнала позже, – пригласила меня в свою келью. Вся обстановка кельи, состоящей из двух комнат, и сама хозяйка носили на себе печать изящества...”

Нельзя не отметить, что матушка Нина имела особое попечение о монастырской церковно-приходской школе. Силами персонала и воспитанниц училища для учащихся школы часто проводились праздничные вечера, спектакли, рождественские елки. Все дети обязательно получали подарки, купленные на средства монахини Нины.

В 1910 году усердием матушки при Спасо-Евфросиниевском епархиальном училище было учреждено Спасо-Евфросиниевское братство, которое имело своей целью оказание нравственной и материальной поддержки девушкам, окончившим училищный курс. По проекту начальницы этого учебного заведения, которая возглавила и братство, был утвержден его устав. Каждый год ко дню памяти преподобной Евфросинии выпускницы собирались под кров родного училища...

В том же 1910 году Спасо-Евфросиниевское училище принимало участие в незабвенных торжествах по перенесению святых мощей преподобной княжны Евфросинии Полоцкой из Киево-Печерской Лавры в Полоцкий Спасо-Евфросиниевский монастырь. Монахиня Нина всю свою жизнь имела особую любовь к преподобной Евфросинии. При перенесении мощей она не только участвовала в событиях, происходивших в Полоцке, но и была среди Полоцких представителей в Киеве. Свои впечатления об этих торжественных днях матушка Нина выразила в статье “Свидетельство истины”, напечатанной в “Полоцких Епархиальных Ведомостях”.

В дни празднования перенесения мощей Спасо-Евфросиниевское училище посетили особы Царствующего дома Романовых. Среди них – Его Императорское Высочество Великий Князь Константин Константинович, который побывал на выставке церковной утвари, устроенной в одном из училищных зданий. В эти дни посетила училище и Великая Княгиня Елисавета Феодоровна[xxix]. Вот как описано это памятное событие в “Полоцких Епархиальных Ведомостях” за 1911 год: «…Ее Императорское Высочество Великая Княгиня Елисавета Феодоровна 22 мая 1910 года удостоила начальницу училища монахиню Нину приема, причем воспитанницы 5 класса имели счастье лично поднести Ее Императорскому Высочеству художественно исполненные ими церковные хоругви. Милостиво приняв скромное подношение воспитанниц, Ее Императорское Высочество удостоила их милостивой беседы… 5 июня 1910 года начальницей училища монахиней Ниной была получена телеграмма от Ее Императорского Высочества: ²Получила Ваши чудные хоругви. Еще раз благодарю Вас и детей. Пришлю фотографию на днях. Елисавета²»[22].

В мае 1913 года Великая Княгиня Елисавета еще раз посетила Полоцкий Спасо-Евфросиниевский монастырь, встретилась и лично беседовала с монахиней Ниной.

За свою деятельность в училище монахиня Нина была отмечена различными церковными наградами. 6 мая 1908 года Указом Святейшего Синода она была награждена наперсным крестом,[23] а 31 августа 1914 года – возведена в сан игумении. Возведение в сан игумении совершил Преосвященный Иннокентий (Ястребов),[xxx] епископ Полоцкий и Витебский, во время праздничной вечерни в Спасо-Евфросиниевском монастыре[xxxi].

В письме к В. В. Розанову, написанному накануне этого события, матушка высказывает свое отношение к этому великому дню в ее жизни: “Прошу и за меня помолиться. Завтра меня посвящают в сан Игумении и вручают символ правления и пастырства – значит, за новый талант должна буду отдать Богу ответ. "Кто из вас хочет быть старший, да будет всем слуга", – ведь вот истинный принцип, – страшно мне!”

События Первой мировой войны, вызвавшие в русском обществе подъем патриотических чувств, не могли оставить безучастной и игумению Нину. Выражением ее дочерней любви к Отечеству явился небольшой лазарет, устроенный в собственной квартире в училище и содержащийся на собственные средства. В этом лазарете матушка Нина трудилась в качестве сестры милосердия. Более того, как сестра милосердия она трудилась и в военном госпитале, размещенном в здании училища, притом, что на ее попечении оставалось свыше двухсот учениц и училищный персонал. “...Вернувшись домой, я попала в водоворот той работы, которая идет под началом Эвакуационных Комиссий, – писала матушка Нина В. В. Розанову. – В течение трех недель наше училище было занято временным лазаретом, у которого все оборудование и весь персонал заключался в двух врачах. Пришлось немедленно взяться за дело, удовлетворить нуждам свыше 250 раненых, приходилось делать с врачами до 150 перевязок в день. Потом временный лазарет, ставший бесконечно дорогим, прекратил свое существование, а на его место водворились два военных госпиталя – всего с больными у нас квартируется около 600 человек. Вся жизнь перевернута вверх дном, предполагается открыть занятия только в одном выпускном классе, а в остальных отложить учение до освобождения зданий.

Пишу это для того, чтобы дать Вам представление о том котле, в котором кипит вся моя дружина здесь живущих. Обычный ход занятий и дум нарушен совершенно. Хорошо ли это, дурно ли – не приходится судить, – несешься по течению событий и, пожалуй, рада, что чувствуешь, живешь одними нервами со страной”.

К делам милосердия игумения Нина привлекала и своих воспитанниц. В отчете в Учебный Комитет при Святейшем Синоде по деятельности училища во время Первой мировой войны сказано: “... В 1914/15 уч. г. начальствующие, учащие и учащиеся принимали посильное участие в удовлетворении нужд воинов.

Воспитанницы училища шили и вязали теплые носки (около 200 шт.), изготовляли кисеты с образками, крестиками, конвертами, бумагой, карандашами, табаком и мылом (около 350 шт.), откладывали часть выдаваемого им сахара для передачи больным воинам.

Также принимали участие во всех богослужениях (пели и читали), совершаемых для раненых воинов, находящихся в военном госпитале, помещенном в здании училища.

С 1 октября 1914 года начальницей училища игуменией Ниной открыт в ее собственной квартире лазарет на 5 кроватей, который всецело содержится на средства начальницы”[24].

В сентябре 1915 года, в связи с приближением немцев к Полоцку, Спасо-Евфросиниевское училище, возглавляемое игуменией Ниной, выехало в эвакуацию в Ростов Великий Ярославской губернии. Одновременно с училищем выехали и сестры Полоцкого Спасо-Евфросиниевского монастыря, забрав с собой мощи преподобной Евфросинии и все монастырские ценности. Полоцкие монахини нашли приют в древнем Ростовском Авраамиевом монастыре. Здесь, в Богоявленском соборе монастыря, в котором покоились мощи преподобного Авраамия Ростовского, была помещена и рака с мощами Великой княжны Полоцкой преподобной Евфросинии. Училище расположилось в другом месте, на окраине Ростова в Варницком Свято-Троице-Сергиевом мужском монастыре. Приведя в порядок жилые помещения и наладив учебные занятия, игумения Нина и ее послушницы несли труды сестер милосердия в Ростовском Крестовоздвиженском госпитале.

13 декабря 1915 года в письме к владыке Серафиму в Иркутск, монахиня Нина писала: “Сегодня началась вторая учебная неделя и, кажется, жизнь уже постепенно осаживается, и я вижу перспективу дней своих. В пятницу поехала я к Преосв[ященному] Иосифу[xxxii] пригласить его посмотреть на наше житие, и в субботу он побывал у нас. <...> Он с интересом все осматривал, обо всем расспрашивал и... остался в восторге от того, что захолустный монастырь превращен в сравнительно благоустроенное учебное заведение. Он выразил желание как можно ближе стать к нему. Удивился от моей скромности в квартире, остался доволен и удивлен медицинскими моими познаниями...”[25]

В 1916 году на игумению Нину обрушились тяжелейшие скорби. Духовная дружба владыки Серафима с семьей Боянус, зародившаяся еще в те далекие годы, когда были живы все члены этой удивительной семьи, стала поводом для убийственной клеветы, распространявшейся вокруг имени игумении Нины. Она обвинялась в нецеломудрии. Тень падала и на владыку Серафима. В результате этой клеветы игумения Нина в начале 1916 года была освобождена от управления Спасо-Евфросиниевским училищем.

Архиепископ Серафим, связанный крепкими духовными узами с игуменией Ниной, вынужден был обратиться к Обер-прокурору Святейшего Синода В.Н. Львову[xxxiii] с объяснительным письмом, датированным 15 марта 1917 года.

Существенно отметить, что вскоре после письменного обращения владыки Серафима к В. Н. Львову, в церковных структурах произошли серьезные изменения вследствие событий февральской революции. В августе 1917 года, после избрания на Всероссийском Церковном Соборе Патриарха, Святейший Синод прекратил свою деятельность. Обер-прокурор Синода Владимир Львов был отстранен от занимаемой должности еще раньше и не успел отреагировать на убедительное, канонически обоснованное письмо владыки Серафима. Полоцкое Спасо-Евфросиниевское училище к тому времени уже закрылось, и дело игумении Нины так и осталось нерассмотренным.

Когда-то матушка Нина наставляла своих дорогих воспитанниц: “...С болью сердца начертывается для вас тот же крестный путь добра, которого никто и никогда не может миновать. Явное и тайное непонимание, осуждение, открытые преследования – все суть неизменные и постоянные спутники каждого маленького доброго дела. <...> Кротость нужно понимать гораздо глубже одного терпеливого перенесения обид. Это состояние духа предполагает... глубокое перерождение, или долгую переработку собственного сердца, взявшего на себя иго Христово (Мф. 11, 30), в котором оскорбления и поношения теряют остроту личного страдания...”

Пришло время, и все то, о чем матушка говорила со своими ученицами, она выстрадала и пережила сама. Но ведь “скорби – это удел монашеской жизни, ее неотъемлемая принадлежность, от самого начала ее и до конца. С возрастом духовным монаха возрастают и скорби... комуждо противу силы...”[26]

Из Ростова Великого игумения Нина уже не вернулась в Полоцк. Накануне революции 1917 года в сопровождении верной своей келейницы послушницы Феклы[xxxiv] она приехала в родительское имение Ключи Самарской губернии к старшей сестре Любови Карловне.

Шла Первая мировая война; начиналась революция, огненное дыхание которой ощущалось повсюду. Игумения Нина, будучи высокообразованной, хорошо разбираясь в политике и обладая философским складом ума, прекрасно понимала, что ожидает Россию в недалеком будущем. Понимала матушка и шаткость своего положения. Безусловно, она была обеспокоена судьбой своей верной послушницы. Фекла, или Феклуша, как называла ее матушка, была молода и красива. В Ростове она с трудом оберегала ее от посягательств работников военного госпиталя.

В то время в имении ее сестры служил управляющим Михаил Егорович Степанов. Он обладал прекрасными душевными качествами, был образован и очень религиозен. Посоветовавшись с правящим архиереем, матушка благословила послушницу Феклу на брак. В 1918 году Фекла Ивановна обвенчалась с Михаилом Егоровичем.

В этот период волна беспорядков, охвативших всю Россию, докатилась и до Самарской губернии. Разоряли поместья и убивали их хозяев, арестовывали и уничтожали священнослужителей. Было разграблено и имение Боянусов. Последняя его владелица Любовь Карловна, не вынеся такого варварства и беззакония, скоропостижно умерла.

Похоронив сестру, игумения Нина вынуждена была скрываться. Сохранились свидетельства родственников Феклы Ивановны о том, что игумению Нину и Михаила Егоровича должны были расстрелять. Только благодаря знакомству его сестры Татьяны с комиссаром, их удалось спасти от смерти. Феклуша с Михаилом Егоровичем купили дом в Кинель-Черкассах, и какое-то время матушка Нина жила у них. Однако вскоре ей пришлось уехать в Бузулук, так как назревала опасность нового ареста.

Матушка Нина прекрасно понимала, что прежние времена уже не вернутся, а Богу и людям можно и нужно служить на всяком месте. Имея удостоверение сестры милосердия, она решила продолжить свое образование и в начале 20-х годов поступила на медицинский факультет Самарского университета.

Как будто к ней были обращены слова двух архиереев, сказанные когда-то другой монахине. «...Нашему поколению монашествующих не будет дано монастырских стен. ²Вы будете прослойкой в миру – врачами, честными служащими...²» - говорил архиепископ Иннокентий (Ястребов) своей постриженице монахине Сергии (Клименко). «Учитесь, учитесь, учитесь. Служите Богу на этом святом поприще. Не всем дано быть исповедниками, но у каждого есть свое послушание от Бога...» - такими словами напутствовал ее схиархиепископ Антоний (Абашидзе)[xxxv], благословляя на учебу в медицинском институте[27].

Матушка Нина была хорошо знакома и с владыкой Иннокентием, и с владыкой Антонием. Обращалась ли она к ним за советом в данном случае – неизвестно. Несомненно одно, что, поступая учиться в университет, она получила на это благословение. Но от кого – осталось для нас тайной.

По окончании университета, игумения Нина переехала из Самары в село Алексеевка[28], купила дом и устроилась на работу в больницу.

По всей вероятности, причиной переезда матушки Нины в тихую, отдаленную местность, было то, что жить в городе становилось невозможным из-за непрекращающихся арестов, а также из-за дороговизны продуктов. И главное, в Алексеевке еще оставались действующие церкви, где матушка могла бывать на службах.

Вскоре к игумении Нине из Сызрани, после закрытия Общины “Во Имя Христа Спасителя”, приехала ее духовная дочь - настоятельница общины Мария Алексеевна Амбразанцева-Нечаева[xxxvi].

Имея диплом сестры милосердия, Мария Алексеевна так же, как и матушка Нина, смогла устроиться на работу в больницу. Однако работать в полную силу она не могла, так как с юности имела слабое здоровье, которое ухудшилось со временем от непосильных трудов и переживаний. Мария Алексеевна нуждалась в особом питании. Нуждалась в помощи и Феклуша: овдовев, она осталась одна с двумя маленькими детьми. Кроме того, матушка Нина старалась поддерживать старшую сестру Екатерину Денисовну; нужно было помогать и владыке Серафиму, находившемуся в Соловецком лагере... А время такое, что продукты – на вес золота. Именно поэтому возникла необходимость завести свое собственное хозяйство.

Жизнь в Алексеевке была тяжелой. Содержать большой дом, живность, огород всегда нелегко. А дом матушки Нины располагался к тому же на крутой горе, и воду нужно было носить с источника, который находился внизу под горой. Конечно, помощники были, но основную работу матушки выполняли сами. Они завели ослика и возили на нем бочку с водой, хворост, который собирали в лесу, а также корм для коз и коровы. Трудно даже представить, что все это делали выходцы из аристократических семей, никогда до этого не знавшие грубого, тяжелого, подчас просто мужского физического труда.

Но такая более или менее налаженная жизнь продолжалась недолго. В канун великого праздника Крещения Господня 18 января 1932 года от сыпного тифа умерла Мария Алексеевна. Для матушки Нины это была тяжелая потеря близкого по духу человека. Совсем скоро случилось новое несчастье. Последовал очередной, как оказалось – последний, арест владыки Серафима. Его расстреляли 7 мая 1933 года в Ростовской тюрьме[29]. Матушка не могла этого знать, и полная неизвестность о судьбе духовного отца терзала ее сердце.

С каждым годом игумении Нине все сложнее было одной вести хозяйство. В 1935 году в Алексеевке закрыли последний храм. Оборвалась последняя ниточка, связывавшая ее с этим местом.

В том же 1935 году матушка продала дом и уехала в Самару. Здесь она приобрела половину дома на окраине города и устроилась в детское отделение поликлиники, где работала врачом до конца Великой Отечественной войны.

По рассказам очевидцев, это было амбулаторное детское отделение, куда детей приводили как в ясли или детский сад. Мать Нина всегда очень любила детей и всю жизнь была с ними связана по роду своей деятельности. Большое участие принимала она в судьбах своих племянников, крестников, учеников, да и просто знакомых ей детей. Те из них, кто дожил до наших дней, свидетельствуют об этом, подтверждают это и письма матушки. И все эти “дети”, достигнув зрелого возраста, а кто-то уже и старости, сохранили в себе ту искру Божию, которую старалась возжечь в них игумения Нина, пронесли через всю свою жизнь веру в Бога. Даже свою профессию многие из них выбрали под ее влиянием – получили медицинское образование. Матушку Нину все они вспоминают как необыкновенного человека, которого им посчастливилось встретить на своем жизненном пути.

Вера Карловна обладала необыкновенным врачебным даром и большим практическим медицинским опытом. Она могла бы стать известным ученым, но все свои наработанные материалы передавала другим, и на ее трудах защищали диссертации и получали ученые степени. Вера Карловна всегда старалась остаться в тени, говоря о том, что человеческая слава, богатство – ничто, главное – какими предстанем мы пред Господом. До сих пор вспоминают о ее медицинских дарованиях те, кому посчастливилось у нее лечиться. А скольких людей спасла она от голода, поддержала в трудную минуту, дала приют?

К концу 40-х годов здоровье матушки стало заметно слабеть. Ей становилось трудно себя обслуживать, работать тоже было уже не под силу. Утомляли и поездки в храм святых апостолов Петра и Павла на другой конец города[30].

В 1948 году Фекла Ивановна увезла Веру Карловну из Самары к себе в Кинель-Черкассы. Здесь, в Кинель-Черкассах, провела матушка последние пять лет своей жизни.

Будучи сама уже немощной, Вера Карловна не переставала по мере сил помогать людям. До последнего дня многие обращались к ней за медицинской помощью: сделать укол, померить давление, назначить лекарство. А были случаи, когда она оперировала больных в экстремальных условиях, и больные выздоравливали. Примечательно, что диагнозы ее всегда подтверждались, хотя ставила она их, не имея никакой специальной аппаратуры.

Обстановка в доме, где жила эти годы игумения Нина, была самая аскетическая: ничего лишнего. Только огромная библиотека составляла ее единственное “богатство”.

Эти последние пять лет стали для нее временем подготовки к вечности. Круг ее общения был сокращен до минимума. Церковь и богослужение стали главным в ее жизни. Несмотря на то что до церкви нужно было идти пешком почти два километра, каждый день, если позволяло здоровье, матушка Нина молилась в храме. При этом она никогда не опаздывала на службу; по свидетельству очевидцев, в храм всегда приходила первая. Страдая многими недугами, она никогда не садилась во время богослужения, удивляя этим многих более молодых и здоровых прихожан. К тому времени Вера Карловна, почти лишившись слуха, пользовалась слуховым аппаратом, и ей приходилось следить за ходом богослужения по книге. Очевидцы вспоминают ее огромный помянник, в который было занесено множество имен архиереев, священников, монашествующих и мирян, за которых матушка ежедневно молилась.

За год до кончины у нее случился микроинсульт. Оправившись от болезни, она еще больше уединилась и углубилась в себя. Раздала и последнее, что имела, – книги и иконы. И вот, в канун Покрова Пресвятой Богородицы, 13 октября 1953 года окончился земной путь той, о которой можно сказать словами апостола Павла: “Подвигом добрым я подвизался, течение совершил, веру сохранил. А теперь готовится мне венец правды, который даст мне Господь, праведный Судия, в день оный; и не только мне, но и всем возлюбившим явление Его” (II Тим. 4, 7–8).

На погребение игумении Нины стеклось множество народа. Многие приехали из других городов и весей. По словам очевидцев, на отпевании присутствовало много духовенства из Самары. Весь путь от храма до кладбища, а это более двух километров, гроб с телом усопшей несли на руках, отдавая ей тем самым последнюю дань любви.

Нам неизвестно, отпели ли игумению Нину монашеским чином. В храме отпевание совершалось по мирскому обряду, и поминалась усопшая мирским именем – Вера. Не знаем мы и того, была ли положена в гроб монашеская одежда, и куда исчез игуменский крест матушки. Безусловно, многие из присутствовавшего духовенства знали о ее монашеском звании, и кто-то мог совершить заочное отпевание по уставу. К сожалению, все это сокрыто от нас. Очень многое ушло в вечность вместе с матушкой и теми, кто ее близко знал. Но и то, что по милости Божией дошло до нас, дает яркое представление о великой рабе Божией игумении Нине и о ее святой жизни во Христе.

Вернуться на главную страницу